Течёт река времени… Годы прошли с того незабываемого и страшного дня, когда настежь распахнулись огромные, от Баренцева до Чёрного моря, двери войны! Много воды унесла река времени с тех пор...  Заросли шрамы окопов, исчезли пепелища сожженных городов, выросли новые поколения. Но из памяти человеческой никогда не сотрутся те роковые, страшные события. Сколько оборвалось жизненных ниточек, сколько матерей, жен, детей, родных не дождались своих любимых? Сколько судеб исковеркала эта страшная война...

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ГЕРОЯМ!!!

Баллада о матери

Сорок первый – год потерь и страха 
Заревом кровавым пламенел… 
Двух парней в растерзанных рубахах 
Выводили утром на расстрел.

Первым шёл постарше, тёмно-русый, 
Всё при нём: и силушка, и стать, 
А за ним второй – пацан безусый, 
Слишком юный, чтобы умирать.

Ну, а сзади, еле поспевая, 
Семенила старенькая мать, 
О пощаде немца умоляя. 
«Найн,- твердил он важно,-растреляйт!"

«Нет! – она просила,- пожалейте, 
Отмените казнь моих детей, 
А взамен меня, меня убейте, 
Но в живых оставьте сыновей!"

И ответил офицер ей чинно: 
«Ладно, матка, одного спасайт. 
А другого расстреляем сына. 
Кто тебе милее? Выбирайт!»

Как в смертельной этой круговерти 
Ей сберечь кого–нибудь суметь? 
Если первенца спасёт от смерти, 
То последыш – обречён на смерть.

Зарыдала мать, запричитала, 
Вглядываясь в лица сыновей, 
Будто бы и вправду выбирала, 
Кто роднее, кто дороже ей?

Взгляд туда-сюда переводила... 
О, не пожелаешь и врагу 
Мук таких! Сынов перекрестила. 
И призналась фрицу: «Не могу!»

Ну, а тот стоял, непробиваем, 
С наслажденьем нюхая цветы: 
«Помни, одного – мы убиваем, 
А другого – убиваешь ты».

Старший, виновато улыбаясь, 
Младшего к груди своей прижал: 
«Брат, спасайся, ну, а я останусь,- 
Я пожил, а ты не начинал».

Отозвался младший: «Нет, братишка, 
Ты спасайся. Что тут выбирать? 
У тебя – жена и ребятишки. 
Я не жил, - не стоит начинать».

Тут учтиво немец молвил: «Битте,- 
Отодвинул плачущую мать, 
Отошёл подальше деловито 
И махнул перчаткой,- расстреляйт!"

Ахнули два выстрела, и птицы 
Разлетелись дробно в небеса. 
Мать разжала мокрые ресницы, 
На детей глядит во все глаза.

А они, обнявшись, как и прежде, 
Спят свинцовым беспробудным сном,- 
Две кровинки, две её надежды, 
Два крыла, пошедшие на слом.

Мать безмолвно сердцем каменеет: 
Уж не жить сыночкам, не цвести... 
«Дура–матка, – поучает немец, - 
Одного могла бы хоть спасти».

А она, баюкая их тихо, 
Вытирала с губ сыновних кровь… 
Вот такой ,– убийственно великой,- 
Может быть у Матери любовь.